В густом тонкоствольном осиннике я увидел серый, в два обхвата, пень. Вокруг росли опята с рябоватыми шершавыми шляпками. На срезе мха лежал линялый мох, украшенный кисточками брусники. Вокруг ютились всходы ёлочек. У них было по две лапки и мелкая, но колючая хвоя. А на кончиках лапок поблёскивали росинки смолы. Ёлочки были так слабосильны, что им было не справиться с трудной борьбой за жизнь и продолжать рост. По закону жизни, кто не растёт, тот умирает. Здесь можно было прорасти, но нельзя выжить.
Вдруг я заметил, что одна ёлочка отличается от остальных. Она стояла бодро и осанисто посреди пня. В потемневшей хвое, в тоненьком смолистом стволике, в бойко взъерошенной вершинке чувствовалась какая-то уверенность и вызов.
Я приподнял мох и понял, в чём дело.
Эта ёлочка ловко устроилась на пеньке. Она веером развернула липкие ниточки корешков, а главный корешок белым шилом впился в середину пня. Мелкие корешки сосали влагу из пня, а центровой корешок ввинчивался в пень, добывая пропитание.
Ёлочка долго и трудно будет сверлить пень корешком, пока доберётся до земли. Ещё несколько лет она будет в деревянной рубашке пня расти из самого сердца того, кто, возможно, был её родителем и вскармливал дитя. А когда от пня останется труха, когда следы его сотрутся с земли, в глубине ещё долго корни родительницы-ели будут отдавать молодому деревцу последние соки, сберегая для него капельки влаги, упавшие с травинок и листьев земляники. Согреет старая ель в стужу тёплым дыханием прошедшей жизни юный росток.
(239 слов)
По В. Астафьеву