Не каждому дано стать истинным музейным работником. Этому научиться почти невозможно. Иной всю музейную науку одолеет, всё знает, умеет всё объяснить, но вещи в его руках не оживают, остаются мёртвыми. У другого – жизнь во всём, до чего он только дотронется. Трудно объяснить причину этого удивительного явления.
Много лет работала музейной смотрительницей Пушкинского заповедника в Михайловском крестьянская женщина Александра Фёдоровна Фёдорова; она действительно была настоящим музейным работником, хотя не было у неё никакой специальной подготовки. Она и грамоту узнала под старость, когда поступила работать в заповедник. Она тогда поняла, что служить в доме Пушкина неграмотной нельзя, что хранить пушкинский дом – это значит не только сберегать его, ценить, любить, но и понимать его и тех, кто приходит сюда.
Под руками Александры Фёдоровны всё преображалось и оживало. Заботливым дозором ходила она по усадьбе, по комнатам Пушкина, всегда знала, что и как здесь должно быть. Иной раз с её добрых уст слетали слова укоризны, когда кто-нибудь из учёной братии забудет накинуть шторку над пушкинской реликвией. По утрам, приведя музей в порядок, любила она садиться в извечной позе русской крестьянки у окна самой памятной комнаты – кабинета – и что-нибудь рукодельничать. Наверное, вот так же сиживала у окна и старая няня Пушкина, Арина Родионовна. Бывало, проходишь по музею и слышишь: «А ведь она у вас совсем как Арина Родионовна!» И действительно, Александра Фёдоровна любила Пушкина и все его бумаги, книги, вещи материнской любовью.
Когда добрые руки смотрительницы убирали комнаты Пушкина, или стирали пыль с мебели, или составляли букеты, или расставляли цветы на горки, столы и комоды, всегда получалось так, что все, кто приходил в музей, восклицали: «Ах, как красиво!»
(265 слов)