Хорошо не стареть

   Старик заканчивает свой седьмой десяток. Не какой-нибудь тяжкий, немощный, занудный дед, а коренастый, подвижной, весёлый и по-народному мудрый дедок. Только недавно он отпустил себе длинные усы и бороду, желтовато-седые, настолько благочестивые, что к ним совсем уж потешно не идёт старая ширпотребовская кепочка с маленьким козырьком. Впрочем, кепочка делает своё дело: под ней очень надёжно спрятан нимб его немного сектантского благородства, солидности. И остаётся человек, который много искал, не раз ошибался, много читал самых серьёзных книг, многое умел делать золотыми руками, сделал людям немало добра и «во спасение души», и просто по доброте её, этой души, все ещё беспокойной, неутомимой.
   И мне он помог за тридцать лет, можно сказать, немало. Кроме всего ещё и своим чувством весёлого, острого слова. Того, что из самых народных глубин, из той целительной свежести, которая пахнет и первой бороздой, и развороченным навозом, и бело-розовой нежностью яблоневого цвета, и острой полынью обмежков.
   Как-то он опять заходил ко мне и опять оставил на память, на добрый смех да на подкрепление смачное, ёмкое слово.
   – Вставай – кони в овсе! – так мы когда-то в шутку будили один другого в ночном. Чем не призыв к труду, к бдительности? А немного позже, прощаясь:
   – Будь, Иван, здоров. Ищи, трудись, а коней в овёс не надо.
   Поиски истины, которые волновали его с далёкой ранней молодости, всегда проходили где-то между Толстым и Лениным. В 1919 году тридцатилетний железнодорожный техник был в родном городке членом революционного комитета. Заведовал земельным отделом. Четыре попа – приход был богатый – в жатву обратились в комитет с прошением выделить панского жита и им. Заведующий выделил им на четыре семьи две десятины, наложив на прошении такую резолюцию: «Согласно словам апостола Павла "не работающий да не ест", жито убрать самим».
   На днях я случайно встретил его на автобусном вокзале: дед собрался в родной городок осмотреть родительские могилы. С кошёлкой в руке, в бессменной кепочке, с усмешкой, что не пропала в библейской бороде. Постояли мы, ожидая его автобуса, поговорили. К стоянке один за другим подходили автобусы: наберёт пассажиров – пошёл, через некоторое время подходит следующий. И всё не наш. То Клецк, то Новогрудок, то Несвиж. Хоть внешне и не заметно, а беспокоимся. И он, и я. Потому что уже и смеркается. Ещё один автобус! И опять не наш, ивенецкий!
   Дедок засмеялся. Без малейшей связи с очень серьёзной темой нашего разговора.
   – Когда-то на окраине этого самого Ивенца, – начал он, – стоял святой на горочке. Фигура из дерева, внизу насажена на пенёк. Это ещё до той, до царской войны. А студенты, может, из Молодечненской учительской семинарии решили пошутить. Молодые люди всегда были весёлые. И думали некоторые. Словом, взяли они ночью да повернули ту деревянную фигурку на пеньке лицом от города. И написали на пеньке: «Не понравился мне ваш Ивенец! Пойду в Воложин».
   Дед кончает свой седьмой десяток. Хорошо и в старости быть молодым!
(466 слов)

По Я. Мавру