Мы пересекли лес и вышли на его край, светлый и высокий, с лёгкими кронами стройных нестарых берёз, меж которыми легко пробивались струйки дождя. Край этот выходил округлым мысом на хлебное поле, теперь, под дождём, тёмно-золотистое, почти охристое, поникшее и тихое.
Это было красивое место, увидев которое, ты чувствуешь, как в душе рождаются, словно смутные стихи, самые неистовые грёзы.
Левее хлебного поля шла старая широкая просека, одним своим краем совпадая с прямой, словно по линейке отрезанной, границей поля. Мы перешли эту просеку по зелёной, плотной, словно ухоженный газон, мокрой траве. Пока добирались до следующего леса, косые струи дождя легко и мягко постёгивали наши грубые плащи, щекотали лицо, и я испытал ощущение удивительной свежести, чистоты и какой-то особенной упругости полнокровного летнего мира.
Всё ближе подходили мы к лесу, и всё выше поднималась его неровная тёмная стена. Ещё минута – и мы войдём в мокрый, хлещущий отяжелевшими влажными ветвями подлеска лес. Перед крайними деревьями леса по границе просеки тянулась заросшая неглубокая канавка, уже изрядно зализанная временем. Мой спутник сначала повёл меня вдоль этой канавки, не углубляясь в чащу, рассказывая мне на ходу, как много грибов попадалось ему здесь когда-то.
(185 слов)
По А. Киму