Шла война. Алексей Пряхин с тяжёлым ранением оказался в госпитале. Надежда на выздоровление слабела с каждым днём.
Как-то вечером, в момент острого приступа боли, к нему подошла старая женщина, она с состраданием заглянула в его глаза. Это уж потом узнал Пряхин, что звали её тётей Груней, что работает она в госпитале не санитаркой, не медсестрой, а вахтёршей. Сидит она при входе, а после своей смены не уходит домой, а обходит госпитальные палаты, чтобы кому водички подать, кому подоткнуть сбитое одеяльце. Никто её об этом не просит. Только разве надо просить, когда война, когда люди нуждаются в сострадании больше, чем в хлебе?
И неграмотная старушка бродила вечерами между коек, взбивая подушки, кладя компрессы на жаром пышущие лбы, успокаивая страдающих.
Вот так же подошла она к Алексею, взглянула в его расширенные от боли зрачки, приложила ладошку к щеке, как-то удобно облокотилась, постояла минуточку, вздохнула и наклонилась к Пряхину. Неожиданно сильно, но аккуратно приподняла одной рукой его голову, а другой взбила подушку.
Когда заканчивалось её дежурство, усаживалась теперь тётя Груня на табурет возле Алексея, смачивала уголком полотенца ссохшиеся его губы, обтирала лицо, подносила водички и всё время гладила его холодную, неживую руку. И, видимо, наконец, добилась-таки своего. Рука порозовела, стала тёплой, и однажды Пряхин посмотрел на тётю Груню осознанно и заплакал. И она заплакала тоже. Только её слёзы лёгкие были. Знала тётя Груня, что теперь выживет этот солдат, потому что боль свою победил.
После выписки тётя Груня не оставила Алексея своей заботой. Она привела его в свой чистенький и уютный домик. Комната была одна, но один угол отделён был занавеской. Там-то и разместила тётя Груня Алексея, решив ухаживать за ним до тех пор, пока солдат окончательно не окрепнет.
Алексей был благодарен ей, но его смущала мысль, что нечем ему с ней будет рассчитаться.
На эти сомнения тётя Груня ответила даже сердито: «Если бы люди за всё друг с дружкой рассчитываться принялись, весь бы мир в магазин превратили, а добро бы исчезло! Ведь добро бескорыстно».
(321 слово)
По А. Лиханову