Старый сад

   Я перешёл через широкую дорогу, осторожно пробрался сквозь запыленную крапиву и прислонился к низкому плетню.
   Неподвижно лежал передо мною небольшой сад, весь озарённый и как бы успокоенный серебристыми лучами луны, весь благовонный и влажный; разбитый по-старинному, он состоял из одной продолговатой поляны. Прямые дорожки сходились на самой её середине в круглую клумбу, густо заросшую астрами; высокие липы окружали её ровной каймой. В одном только месте прерывалась эта кайма, и сквозь отверстие виднелась часть низенького дома с двумя, к удивлению моему, освещёнными окнами.
   С одной стороны сада липы смутно зеленели, облитые неподвижным бледно-ярким светом; с другой – они стояли все чёрные и непрозрачные. Странный шорох возникал по временам в их сплошной листве: они как будто звали на пропадавшие под ними дорожки, как будто манили под свою глухую сень.
   Всё небо было испещрено звёздами. Они, казалось, с живым вниманием глядели на далёкую землю. Тонкие облака, изредка налетая на луну, превращали на мгновение её спокойное сияние в неясный, но светлый туман. Всё дремало. Воздух, весь тёплый, весь пахучий, даже не колыхался, он только изредка дрожал, как дрожит вода, возмущённая падением ветки.
   Я нагнулся через плетень: передо мной красный полевой мак поднимал из заглохшей травы свой прямой стебелёк, большая круглая капля ночной росы блестела тёмным блеском на дне раскрытого цветка. Всё дремало, всё нежилось вокруг; всё как будто глядело вверх, вытянувшись, не шевелясь и выжидая.
   Чего ждала эта тёплая, эта незаснувшая ночь?
   Звука ждала она; живого голоса ждала эта чуткая тишина, но всё молчало. Соловьи давно перестали петь, а внезапное гудение мимолётного жука, лёгкое чмоканье мелкой рыбы в сажалке за липами на конце сада, сонливый свист встрепенувшейся птички, далёкий крик в поле (до того далёкий, что ухо не могло различить, человек ли то прокричал, или зверь, или птица), короткий быстрый топот по дороге – все эти слабые звуки, эти шелесты только усугубляли тишину.
   По саду и дому можно судить о его хозяине, и часто, взглянув на человека, можно представить себе его дом. Но иногда бывает, что дом и его хозяин по природе своей и по внешнему виду являются полной противоположностью друг другу, и невесело выглядят тогда и дом, и его обитатели. На всём лежит печать какого-то беспокойства и неустроенности. Но бывает и так, что человек настолько сроднится со своим жильём, что подчас и понять трудно, где кончается обиталище и начинаются обитатели.
   В зимнее время графский сад бывал обыкновенно наглухо заперт. Но едва весна вступала в свои права, он отпирался и становился всем доступным. Летом граф жил вместе с двором в Царском Селе, но накануне праздников и воскресных дней он неизменно приезжал на свою дачу, и тогда здесь наступало с утра и до вечера великое празднование. Музыка всюду оглашала древесные своды. Петербургские жители стремились в графский сад и зачастую проводили со своими семействами весь день.
(450 слов)

По И. Тургеневу