В конце апреля, в ещё голом, сквозном лесу, на возвышенных прогретых местах сквозь жёсткую кожистую подстилку пробивается сон-трава. На нежных, опушённых стеблях, как бы ещё не окрепших от перворождения, поникше дремлют крупные сине-фиолетовые цветы. Об эту пору растеньице ещё без единого листочка: просто стебель и на нём – цветок. Сон-трава так и зимовала под снегом, под опавшими древесными листьями с уже готовым бутоном, с тем чтобы, пока вокруг ещё нет ни одной травинки, первой пробиться к солнцу, поскорее развернуть бутон и понежиться, подремать в ласковых вешних лучах. Ничего подобного этой яркой, праздничной сини нет во всём пока ещё не прибранном, буро-жухлом лесу, и потому так радостно изумишься, когда ещё издали, за много шагов, увидишь это диво весны.
Рвать цветок нельзя. Он и сам по себе трепетно-нежный, неприкасаемый и даже под бодрящим апрельским солнцем не в силах приподнять дремотно опущенной головы. Если же его сорвать, то он тут же безвольно поникнет и уснёт навсегда… Оттого и назван так: сон-трава.
Но вот всё-таки рвут многочисленные посетители вешнего леса! Рвут и вскоре бросают. Бросают из-за этой нежной неприкасаемости растения, а стало быть, из-за его бесполезности и ненужности. Бывает, в воскресный день все лесные тропки, ведущие к электричке, усыпаны завядшими и растоптанными цветами.
По Е. Носову