Весной, пряча лыжи на чердак, я заметил развешанные по стропилам кисти рябины, которую осенью сам собирал, а вот забыл о ней и, если бы не лыжи, не вспомнил бы.
В давнее время на моей родине рябину заготавливали к зиме как еду наравне с брусникой, клюквой и грибами.
В Подмосковье я собирал рябину больше из любви к своим воспоминаниям о детстве, а ещё потому, что в прошедшем году уродилось её на редкость много, и жалко было смотреть, как сочные, красные ягоды расклёвывают дрозды.
На тёмном чердаке, под самой крышей, связки висели, словно берёзовые веники. Листья на гроздьях посохли и свернулись, и сами ягоды, промёрзшие за зиму, тоже чуть-чуть сморщились, вроде изюма, зато были вкусны. Свежая рябина и горьковата, и чересчур кисла, есть её трудно, так же как раннюю клюкву. Но и клюква, и рябина, прихваченные морозом, приобретают ни с чем не сравнимые качества: и от горечи что-то осталось, а всё-таки сладко, и, главное, никакой оскомины во рту...
Попробовав ягоды тут же на чердаке, я первым делом обрадовался, что опять смогу как-то побаловать детей и лишний раз доказать им, что деревенское детство не только не хуже, а во многих отношениях даже лучше детства городского.
Не знаю, как это передать, объяснить, но всю жизнь я испытываю горечь оттого, что между мною и моими детьми существует пропасть.
Дело в том, что я был и остаюсь деревенским, а дети мои городские и что тот огромный город, к жизни в котором я так и не привык, для них – любимая родина.
(248 слов)
По А. Яшину