Снег, не перестававший сыпаться, казалось, со всех сторон, слепил глаза и словно хотел остановить Василия, но он непрестанно всматривался вдаль, где, казалось, по временам на миг мелькал брезжащий свет, и гнал лошадь не переставая.
Он ехал, как ему казалось, всё прямо, ничего не видя перед собой, кроме головы лошади, пока не зачернелось что-то перед ним. Сердце радостно забилось в нём, и, уже видя не заметённый снегом заборишко и даже скворечник над домом, он быстрее погнал лошадь.
Но чёрное это было не стоящее, а шевелилось, и было не деревня, а обвешанный комьями снега и стелющийся под ветром обындевевший куст.
Не обрадованный видом этого куста, Василий стал сильнее погонять лошадь, не замечая того, что взял вовсе не правильное направление. Лошадь заупрямилась и, хоть Василий то усовещивал её словами, а то порол и потчевал кнутом, тянула вправо от пути, который он выбрал.
Опять впереди что-то зачернело. Он обрадовался, уверенный, что теперь уже, наверное, деревня. Но это был точь-в-точь такой же чернобыльник, мучимый немилосердно студёным ветром, который спутывал его ветви крест-накрест.
Ошеломлённый, Василий остановился, пригляделся, и даже такого притерпевшегося ко всяким превратностям судьбы, такого стреляного воробья, как он, всё-таки охватил ужас: он увидел ещё почти не заметённый санный след. Он, по-видимому, кружился на небольшом пространстве.