Стало свежо и сыро; мы плотнее закутались в плащи. Дремота начала одолевать нас, но слух оставался по-прежнему чутким: шевелился ли кто-нибудь из товарищей, гребцы ли сдержанным шёпотом перекидывались словами – глаза тотчас же открывались, как будто сами собой.
С час мы плыли таким образом, как вдруг были выведены из полусонного состояния новым сильным рёвом. Олень стоял на этот раз шагов за сто от нас, на самом берегу. Ещё минута – он тяжело бухнулся в воду.
– Гребите, ребята! – шепнул Степан, и длинное весло его с силой погрузилось в воду, направляя лодку к правому берегу, куда должен был выйти олень.
Гребцы налегли на вёсла, и лодка полетела, а мы, схватив ружья, вперили глаза в темень, стараясь разглядеть что-нибудь. Но как ни старались гребцы, как неутомимо ни управляли тяжёлыми вёслами жилистые руки Степана, мы не поспели. Шагах в двадцати от нас олень с шумом выпрыгнул на берег, так что отбросанные его копытами куски земли попадали в воду и брызги полетели. И долго ещё прислушивались мы к треску камыша, ломающегося под ногами скачущего животного...
(167 слов)
По И. Бильфельду