Лес растворился в сумраке и поплыл. Кусты и деревья сгустками тьмы шевелились в вязкой тягучей мути, то съёживаясь, то вдруг растягиваясь. Вечер сменила ночь – пора густых сумерек и теней, пора ночных лесных происшествий.
Кончились задумчивые вечерние песни. Отсвистели на еловых маковках певчие дрозды, глазастенькие зарянки давно рассыпали по сучкам звонкие стёклышки песен.
Спиной привалился к ёлке: она чуть шевелится, дышит... Глаза закрыл, они сейчас ни к чему, сейчас нужны только уши.
Долго куковала в темноте ночная кукушка, далёкое эхо за болотом ей отвечало.
Даже в самую глухую полночь, когда живых голосов не слышно, лес не безмолвствует: то завозится ветер в вершине, то скрипнет дерево, то, стукаясь о сучки, упадёт шишка.
Но есть в каждой ночи пора, когда наступает полная тишина. Перед ней снова зашевелятся и поплывут в вязкой мгле сгустки тьмы, на смену ночи близится темнозорь. Лес словно вздохнёт: тихий ветерок пролетит над вершинами и каждому дереву что-то шепнёт на ухо. И будь на деревьях листья, они ответили бы ветру по-своему. Осины бы торопливо залопотали, берёзы бы ласково прошелестели. Но в лесу апрель – и деревья голы. Одни ели да сосны прошипят ветру в ответ, и поплывёт над лесом тягучий гул хвойных вершин, как отзвук далёких колоколов.
И вот в этот миг, когда лес ещё по-настоящему не проснулся, вдруг наступает время полной ночной тишины.
(211 слов)
По Я. Сладкову