Весь следующий день прошёл в напряжённом ожидании норд-оста. На сигнальной мачте с рассвета висел штормовой сигнал – чёрный конус и чёрный квадрат.
Каждый ждал шторма по-своему. Рыбаки торопились поставить на якоря смолёные байды. Перевозчики угоняли шлюпки в тихие затоны. Серо-голубые военные корабли крепче швартовались к ярко-красным плавучим бочкам. Серебряные гидропланы прятались в ангары, как пчёлы заползают в улей. Маячные сторожа протирали суконными тряпками стеклянные линзы фонарей. Ничего не делали только дворники: они ожидали, что ветер выметет и продует насквозь Севастополь.
Устав от бесплодного ожидания бури, я поехал на Северную сторону. В песчаных прибрежных пещерах, выбитых в жёлтых сухих утёсах, жили рыбаки – загорелые оборванцы с жёнами и полуголыми детьми. Грязно-серые сети и развешенная на бечёвках рваная роба дополняли пейзаж.
Вдали, на заднем плане, за лесом мачт и свёрнутых парусов, похожих на полотняные листья бананов, за путаницей турецких балконов, разбитых черепичных крыш, желтела степь, поросшая пропыленной травой. По ней бродили псы – старожилы и владетели этих рыбачьих и крепостных берегов.
Дворы напоминали склады декораций. Бельё на каменных оградах висело, как изорванные театральные костюмы. Дети гоняли обручи. Эта игра свойственна всем широтам земного шара. На пустырях валялись остатки реквизита: разбитые глиняные кувшины, жестяные банки, как будто высушенные букеты и поломанные вёсла. Чайки сидели на чугунных шарах – пустых минах, изъеденных ржавчиной. Стены старинных круглых фортов были наискось разрезаны тенью и солнцем. На крышах фортов были укреплены сигнальные мачты. На них развевались флаги.
Я был уверен, что флаги пахнут, как выстиранное бельё. Недаром их беспрестанно обдувал солёный ветер.
Вечером на мачтах загорались зелёные фонари, и казалось, что форты, как мониторы, неся сигнальные огни, тяжело шли в ночь навстречу невидимым вражеским эскадрам.
Эти давным-давно разоружённые брошенные форты остались на Северной стороне со времён севастопольской обороны. Они придавали всему пейзажу облик старинного крепостного района, засыпанного вросшими в землю ядрами.
По К. Паустовскому