Мало кто в Париже по-настоящему знал русского композитора, пианиста и дирижёра Сергея Васильевича Рахманинова: он сближался с трудом, открывался немногим. В первый момент он немного пугал: слишком много было в нём достоинства, слишком значительно, даже трагично было его измождённое лицо с глазами, полуприкрытыми тяжёлыми веками. Но проходило некоторое время – и становилось ясно, что суровая внешность совсем не соответствует его внутренним, душевным качествам, что он внимателен не только к близким людям, но и к чужим, всегда готов им помочь. И делал это незаметно. О многих добрых делах Рахманинова никто никогда не знал.
Однажды в «Последних новостях» напечатали воззвание-просьбу помочь молодой женщине, матери двух детей, попавшей в тяжёлое положение. На следующий день пришёл от Рахманинова чек на 3000 франков. Это были большие деньги по тогдашним парижским понятиям. Сергей Васильевич не знал имени женщины, которой помогает, и единственным условием его было, чтобы никто не узнал о его помощи, а в особенности нуждавшаяся женщина.
Он давал крупные пожертвования на инвалидов, на голодающих в России, посылал старым друзьям в Москву и в Петербург множество посылок, устраивал ежегодный концерт в Париже в пользу русских студентов.
Как-то в самый разгар Второй мировой войны «Новое Русское Слово» устроило кампанию по сбору пожертвований в пользу русских военнопленных. Нужно было привлечь к сбору крупные имена, и к Рахманинову обратились с просьбой написать несколько слов о том, что надо помочь русским военнопленным. Он прислал в редакцию краткий ответ: «Я должен отказаться от Вашего предложения: не люблю появляться в прессе. Но сообщаю, что мною только что послано двести посылок через Американский Красный Крест».
(254 слова)
По А. Седых