Куприн

   В то время Александр Иванович производил впечатление человека даже чересчур здорового: шея у него была мощная, грудь и спина точь-в-точь как у грузчика; коренастый, широкоплечий, он с лёгкостью поднимал за переднюю ножку очень тяжёлое старинное кресло с резным орнаментом. Ни галстук, ни интеллигентский пиджак не шли к его мускулистой фигуре: в пиджаке он был похож на кузнеца, вырядившегося по случаю празднества. Лицо у него было широкое, нос как будто чуть-чуть перебитый, глаза узкие, спокойные, постоянно прищуренные – неутомимые и хваткие глаза, впитывавшие в себя всякую мелочь окружающей жизни.
   Таким он запомнился мне в первые годы знакомства, когда я особенно часто бывал у него. В его маленькую рабочую комнату я всегда входил робко, настороже, трепеща от волнения, так как считал его одним из самых замечательных русских писателей, поднявшимся в своём бессмертном «Поединке» и в нескольких других произведениях до тех высот мастерства, изобразительной мощи и светлого гуманизма, какие доступны лишь великим талантам. Однако вся моя робость тотчас же исчезала, едва только я входил к нему в комнату.
   Ему до такой степени была ненавистна всякая мысль о литературной иерархии, у него было столько живых интересов, никак не связанных с писательским цехом, что при каждом свидании с ним мне странным образом начинало казаться, как будто мой любимый писатель Куприн, только что завоевавший себе всероссийскую славу, не имеет ничего общего с тем Александром Ивановичем, который сидит у себя в гостиной в ситцевой рубахе с шёлковым поясом, потихоньку мурлычет какую-то солдатскую песню и беспрестанно возится со своим затейливым «деревянным альбомом», стараясь во что бы то ни стало стереть с него гигантскую чернильную кляксу. Этот Александр Иванович стоит как-то в стороне от своей славы, от всех своих книг, и я, начинающий автор, чувствую себя с ним на редкость легко. А он непременно придвигает ко мне свой «деревянный альбом» с просьбой написать там что-нибудь. Этим альбомом у него называется простой берёзовый некрашеный стол, на доске которого многие литераторы, знаменитые и мне незнакомые, оставили по нескольку строк: экспромты, остроты, афоризмы, стихи.
   Кто из нас ни приходил к Куприну, каждого он непременно просил написать на столе «что вздумается», а, когда весь стол был заполнен автографами, он как-то вечером взвалил его на свою крепкую спину и пронёс через весь Петербург к своему дому, расположенному невдалеке от церквушки с золочёными куполами.
(369 слов)

По К. Чуковскому