В просторных полях плавает над росой синяя паутина, медленно остывает натруженная земля. В прозрачных глубинах речных омутов усыпают, ленивеют рыбы, едва шевелят перьями. Стога, окружённые поздней зелёной отавой, давно поблёкли и вылиняли от сентябрьских дождей. Зато как ослепительны изумрудно-сизые озимые полосы, как безмолвно и ярко пылают на опушке рубиновые всплески рябин!
На каменистой меже бурчит и пыжится от неразделённой любви молодой тетерев. Токует один, как дурачок. Крутится вокруг себя, пушит хвост и с шелестом раздвигает широкое радужное крыло. И такая кругом тишина, кроме него...
В лесу тоже необычайно тихо, словно только что разбился неведомый драгоценный сосуд. Всё замерло, всё затаило дыхание и словно ждёт какую-то неизбежную кару, а может, прощения и отдыха.
Нет конца вологодским, архангельским, заонежским, устюженским, печорским и мезенским лесам! Порою осень дует на них, обдавая мокрым широким ветром. И тогда глухой недовольный гул валами идёт на тысячи вёрст, неделями катится от Белого моря. Тайга глухо шумит, словно вторит своему собрату – полночному океану. Ветры сдувают с лона бессчётных озёр заповедную синеву, рябят, морщат и осыпают мёртвой листвой плёсы великих северных рек. Дыхание этих ветров то прохватывает тайгу болотной сединой, то вплетает в неё золотые, оранжевые и серебристо-жёлтые пряди. Но сосновым и еловым грядам ничто нипочём, они всё так же надменно молчат либо грозно и страшно гудят, вздымают свои возмущённые гривы, и тогда могучий всесветный шум снова катится по бескрайней тайне.
(228 слов)
По В. Белову