Солнце, ещё не остывшее, было близко к своему ночлегу, но невтерпёж было от жара и духоты. Накалённый воздух был почти неподвижен и чересчур сух, несмотря на то, что мощённая булыжником дорога проходила невдалеке от громаднейшего озера. Справа видел я водную массу, слева ласкали мой взгляд миниатюрные, только что народившиеся листочки дубового леса, а между тем щёки мои переживали Сахару.
«Быть грозе!» ─ подумал я об освежающем холодном ливне.
Озеро потихоньку засыпало. Ни единым звуком не приветствовало оно моей лошади, летящей наподобие птицы, и лишь беспрестанный писк молодого кулика невпопад нарушал гробовое безмолвие неподвижного озера-великана. Над озером сплошь стлались рваные клочья тумана. Солнце каждым своим лучом гляделось в него, как в большое зеркало, и заливало всю его беспредельную серебряно-свинцовую ширь от дороги до берега ослепительно ярким светом. Ослеплённым глазам казалось, что не что иное, как озеро, даёт свой свет природе.
Зной исподволь вогнал в дремоту и жизнь, которою так богато озеро, и его ярко-зелёные берега. Не слышалось птичьего аккомпанемента, не плескалась рыба, безмолвствовали полевые кузнечики, и только по временам стрекотал сверчок. Пустынная равнина окружала окрестность. Лишь изредка моя Зорька вносила меня в густое облако прибрежных комаров, да вдали, в камышовых зарослях, едва-едва шевелились три чёрные лодчонки старика рыбака.
Я ехал не по прямой линии, а по геометрически правильной окружности, которую представляли собой берега круглого озера. В продолжение всего путешествия я, глядя на озеро, видел лишь противоположный глинистый берег, над которым белела полоса цветшего черешневого сада; из-за черешен виднелись небольшая, но красивая часовенка и церковь с золочёными куполами поверх дощатых крыш. У глинистого берега располагалась купальня с настежь открытыми дверями; на резных деревянных перилах сушились выстиранные простыни. Всё это я видел, и мне казалось, что меня отделяет от моего приятеля-графа какая-нибудь верста, а между тем, чтобы добраться до графской усадьбы, мне нужно было проскакать одиннадцать вёрст.
(297 слов)
По А. Чехову