Ветер-хлебопашец

   Когда свои войска наступают, солдату не с руки бывает попадать в тыловой госпиталь. Лучше всегда на месте, в медсанбате, свою рану перетерпеть. Из госпиталя же долго нужно идти искать свою часть, потому что она, пока ты в госпитале томился, уже далеко вперёд ушла.
   Шёл я однажды из госпиталя в свою часть и увидел ветряную мельницу при дороге. В стороне от мельницы было недавно какое-то село, но оно погорело. На мельнице три крыла целые, а остальные повреждены.
   Ну, я гляжу, мельница тихо кружится по воздуху. Неужели, думаю, там помол идёт? Мне веселее стало на сердце, что люди опять зерно на хлеб мелют и война ушла от них. Подле мельницы я увидел ещё, как крестьянин пашет землю под озимь.
   Крестьянин был малорослый и шёл за плугом натужливо, как неумелый или непривычный. Тут я заметил, что впереди плуга не было лошади, а плуг шёл вперёд и пахал, имея направление вперёд, на мельницу. Я тогда подошёл к пахарю ближе и увидел, что к плугу спереди упряжены две верёвки, а далее они свиты в одно целое, и та верёвка уходила по земле в помещение мельницы. Эта верёвка давала плугу натяжение и тихим ходом волокла его. А за плугом шёл малый, лет не более пятнадцати, и держал плуг за рукоятку одной своей правой рукой, а левая рука у него висела свободно, как неживая.
   Я подошёл к пахарю и спросил у него, чей он сам и где проживает. Пахарю и правда шёл шестнадцатый год, и он был сухорукий . Мельница находилась близко от пахоты – саженей в двадцать всего, а далее пахать не хватало надёжной верёвки. Я пошёл на мельницу и узнал весь способ запашки. Дело было простое. Внутри мельницы другой конец той рабочей верёвки наматывался на вал, что крутил мельничный верхний жёрнов. Теперь жёрнов был поднят над нижним лежачим камнем и гудел вхолостую. А верёвка накручивалась на вал и тянула пахотный плужок. Тут же по верхнему жёрнову неугомонно ходил навстречу кругу другой человек. Он сматывал верёвку обратно и бросал её наземь, а на валу он оставлял три либо четыре кольца верёвки, чтобы шло натяжение плуга.
   Они, оказывается, мягчили почву под огород на будущее лето. Немцы угнали из их села всех годных людей, а на месте оставили только малолетних детей и изнемогших от возраста стариков и старух. Сухорукого немцы не взяли по его инвалидности, а того малого, что на мельнице, оставили помирать как чахоточного.
   – Нас тут двое работников во всём нашем погорелом селе, – сказал мне сухорукий. – Мы одни и можем ещё терпеть работу, а у других силы нету – они маленькие дети. А старым каждому по семьдесят лет и поболее. Вот мы и делаем вдвоём запашку на всех.
   – А это кто ж вам придумал такую пахоту? – спросил я.
   – Дед у нас один есть, Кондрат Ефимович. Он нам сказал, как надо, а мы сделали. С ним не помрёшь. Он у нас теперь председатель, а я у него заместитель.
   Однако мне, как солдату, некогда было далее на месте оставаться. И жалко мне было сразу разлучаться с этим сухоруким пахарем. Я поцеловался с ним на прощание, чувствуя братство нашего народа: он был хлебопашец, а я солдат. Он кормит мир, а я берегу его от врага. Мы с пахарем живём одним делом.
(519 слов)

По А. Платонову