Так дошёл я до узенькой, всего в сажень шириною, но необычайно быстрой речонки, называвшейся Пра. Её звонкий лепет доносился до меня ещё издалека. Через неё с незапамятных времён была мужиками перекинута «лава» – первобытный неуклюжий мост из больших древесных сучьев, перевязанных берёзовыми лыками. Странно, никогда мне не удавалось благополучно перебраться через эту проказливую речонку. Так и ныне: как ни старался я держать равновесие, а пришлось всё-таки угодить мимо и зачерпнуть холодной воды в кожаные, большие, выше колена бахилы. Пришлось на другом бережку сесть, разуться и вытрясти воду из тяжёлой обуви.
Но уже падает, падает мгла на землю. Если теперь выйти из освещённого жилья на волю, то сразу попадёшь в чёрную тьму. Но мой глаз уже обвык, и я ещё ясно вижу нужную мне, знакомую верею (верея – холм, высоко возвышающийся над болотом). Почти всегда на ней свободно растут две или три мощные столетние сосны, упирающиеся далёкими вершинами в небо, а четырёхохватными стволами в землю. Ещё ясно различаю, как на самом кряжистом дереве, покрытом древнею, грубою, обомшелой корою, протянулся и точно дрожит Бог весть откуда падающий густо-золотой луч, и дерево в этом месте кажется отлитым из красной меди.
Вылез тонкий, ясный, только что очищенный серп полумесяца на высокое небо, и только теперь стало заметно, как темна и черна весенняя ночь. Бежит, бежит молодой нарядный блестящий месяц, плывёт, как быстрый корабль, волоча за собою на никому не видимом буксире маленькую отважную звёздочку-лодку. Порой они оба: и бригантина, и малая шлюпочка – раз за разом ныряют в белые, распушённые, косматые облака и мгновенно озаряют их оранжевым сиянием, точно зажгли там рыжие брандеры.
Как странно и как торжественно-сладостно ощущать, что сейчас во всём огромном лесу происходит великое и торжественное таинство, которое старые садоводы и лесники так мудро называют первым весенним движением соков.
(285 слов)
По А. Куприну