Как-то осенью я шёл со старым лесником Тихоном на глухое озеро.
Вблизи озера сосновый лес отступил и начались мхи и золотое берёзовое мелколесье.
Среди мха я заметил круглое солнце. В нём была налита до краёв тёмная и совершенно прозрачная вода. Со дна этого маленького колодца била тихая струя и вертела осенние листья и румяные ягоды брусники.
Мы, конечно, напились из этого лесного колодца смолистой воды. В лесу думать очень вольно и очень спокойно. Вот, к примеру, родник. Отчего он так назван? Оттого, я думаю, что здесь, у нас под ногами, зародилась вода. Вроде как родина воды. Должно быть, и Волга родилась вот так-то, во мху, в кукушкином льне.
Слова «родина», «народ» возникали и ложились в один поэтический ряд. Там, в лесу, эти слова приобрели какой-то особый, дорогой для сердца и широкий смысл, стали почти осязаемыми. Всё окружающее как бы соединилось в них: от слабого шелеста листьев до горьковатого запаха перестоявшихся грибов и болотной воды.
С необыкновенной силой я понял, что всё это – родина, родная земля, любимая до последней прожилки на лимонном листе осины, до едва уловимого крика журавлей в высоком и прохладном небе.
Ощущение родины вошло в сознание как эта богатая осень с её чистотой и обилием красок и запахов, с её синими далями, затишьем озёр и дымом деревень, уже собравших с полей урожай. Всё это было вызвано словом «родник».
С тех пор это слово кажется одним из самых образных и поэтических в нашем языке.
(243 слова)
По К. Паустовскому