Чайковский проснулся очень рано и несколько минут не двигался, прислушиваясь к перезвону лесных жаворонков. Даже не глядя в окно, он знал, что в лесу лежат росистые тени.
На соседней сосне куковала кукушка. Он встал, подошёл к окну.
Дом стоял на пригорке. Леса уходили вниз, в весёлую даль, где лежало среди зарослей озеро. Там у композитора было любимое место. Оно называлось Рудым Яром.
Сама дорога к Яру всегда вызывала волнение. Бывало, зимой в сырой гостинице в Риме он просыпался среди ночи и начинал шаг за шагом вспоминать эту дорогу: сначала по просеке, где около пней цветёт розовый иван-чай, потом берёзовым грибным мелколесьем, потом через поломанный мост над заросшей речкой вверх, в корабельный бор.
Он вспоминал этот путь, и у него тяжело билось сердце. Это место казалось ему наилучшим выражением русской природы.
Знакомый край был весь обласкан светом, просвечен им до последней травинки. Разнообразие и сила освещения вызвали у Чайковского то состояние, когда кажется, что вот-вот случится что-то необыкновенное, похожее на чудо. Он испытывал это состояние и раньше. Его нельзя было терять. Надо было тотчас возвращаться домой, садиться за рояль и записывать проигранное на листках нотной бумаги.
Дома он приказал слуге никого к себе не пускать, прошёл в маленький зал, запер дверь и сел к роялю.
Он играл, не зная, что Феня принесла ему землянику, сидит на крыльце, крепко сжимает загорелыми пальцами концы белого головного платка и, приоткрыв рот, слушает. А потом приплёлся лесник Василий, сел рядом с Феней.
– Играет? – спросил немного погодя Василий. – Прекратить, говоришь, нельзя?
– Никак! – ответил слуга. – Он музыку сочиняет. Это, Василий Ефимыч, святое дело.
(258 слов)