Талант!

   Ученик был нетерпелив. Пять минут невелик срок. Казалось, можно бы подождать звонка. Но ученик незаметно пробрался в пустой класс, сел на своё место и затих, украдкой наблюдая за старенькой учительницей, стоявшей у пианино в глубокой задумчивости. Бесконечная усталость была во всём её облике: глаза провалились, плечи бессильно опущены, тонкие, белые, в синих прожилках руки безвольно лежали на крышке инструмента.
   Мальчишке уже хотелось незаметно выскользнуть из класса в шумный коридор, но он не успел: раздался звонок. Дверь распахнулась, и в класс повалил маленький озорной народ. Мальчишка поднял голову и не увидел учительницы. То есть он увидел её на том же самом месте, у пианино, но это был уже совершенно другой человек. Чуть-чуть откинув назад седую голову и выпрямившись, Надежда Антоновна глядела на них весёлым и удивительно молодым, пожалуй, даже каким-то задорным взглядом. Она говорила, словно бы излучаясь:
   – Ребята! Мир, окружающий вас, полон звуков – чарующих и безобразных, очищающих душу и засоряющих, оскорбляющих ее, заставляющих нас быть счастливыми и несчастными. Да, не удивляйтесь – всё это так.
   Она быстро присела к пианино, плавно коснулась бело-чёрной полоски длинными своими пальцами, потом вдруг приподняла их, как бы уронив извлечённую откуда-то дивную мелодию.
   – Слышите? Неужели нет? Ничего. Пройдёт немного времени, и мы научимся с вами различать звуки, мы узнаем музыку звуков. И вы станете намного богаче, щедрее душой, отзывчивее.
   Она говорила это, и вся как бы светилась, и свет, исходящий от неё, отражался на счастливейших лицах ребят.
   И тот, кто пробрался в класс первым, думал, что непременно станет музыкантом, что предмет музыки – самый важный из всех остальных предметов, преподаваемых в школе.
   На урок естествознания он шёл уже без всякого энтузиазма.
   Первое, что увидел ученик, был скелет человека. До того безобразный, что и глядеть-то на него жутко.
   Вошла Ирина Васильевна – высокая, стройная, с золотистыми волосами строгая красавица. Поздоровавшись, она остановилась позади скелета и, нежно, свободно положив на круглый, точно отполированный, череп свои руки, спросила чудным, бархатно-мягким голосом:
   – Как вам нравится этот красавец? Не нравится? – Лицо учительницы сделалось вдруг неподдельно обиженным и удивлённым. – Не может быть! – продолжала она всё тем же мягким голосом, в котором, однако, уже явственно звучали нотки не то чтобы осуждения, но всё-таки искреннего сожаления. – А вы присмотритесь к нему хорошенько. Сколько изящества, какая грация – до чего же мудро всё устроено природой. Вот этот высокий лоб, эти большие, глубокие глаза, исполненные мысли, этот мужественный рот и, наконец, эта просторная грудь, в которой билось сильное и гордое сердце человека – могущественнейшего существа из всех существ, обитающих на нашей планете!
   Ирина Васильевна говорила, а её красивые руки непроизвольно, плавно рисовали что-то вокруг неподвижного скелета, и ученики напряжённо следили за её руками, слушали её удивительную речь, и рядом с ней был уже не скелет, а стоял живой, улыбающийся человек редкой красоты и внутренней силы...
   И в этот-то миг раздался звонок. Кажется, ученик впервые пожалел, что звонок раздался.
   «К чертям музыку! – думал он. – Тоже мне наука! Вот естествознание – это да!»
   После урока географии он захотел быть путешественником.
   Однако урок литературы, на который он опять шёл без всякого энтузиазма, оказался едва ли не самым интересным.
   Так на протяжении всех шести часов симпатии переходили от одного предмета к другому, словно преподаватели этих предметов вели между собою яростную борьбу за неопытную ещё, хрупкую душу, склоняя её на свою сторону. Позже он понял, что никакой борьбы, никакого состязания не было, а просто, на его счастье и на счастье многих его товарищей, в школе были хорошие преподаватели, которые не только разумом, но всей душой любили и понимали свой предмет, отдавая ему драгоценные крупицы горячего, любящего сердца. Они были талантливы.
   И я очень завидую тем ребятишкам, которые сидят сейчас на их уроках.
(586 слов)

По М. Алексееву