Всей своей собачьей душой расцвела Кусака. У неё было имя, на которое она стремглав неслась из зелёных зарослей роскошного сада с тенистыми аллеями; она принадлежала людям и в открытую могла им служить. Разве недостаточно этого для счастья собаки?
С привычкою к умеренности, исподволь привившейся ей в течение нескольких лет бродячей голодной жизни, она ела чересчур мало, но и это немногое изменило её поистине до неузнаваемости: длинная шерсть, прежде висевшая рыжими сухими клочьями, вечно покрытая засохшей грязью, мало-помалу очистилась, почернела и стала лосниться точь-в-точь как атлас. И когда она от нечего делать подбегала к воротам, становилась неподалёку от порога и важно посматривала вверх и вниз, то никому уже не приходило в голову дразнить её или бросать камнем.
Однако такой гордой и независимой она бывала лишь наедине с собой. Страх не совсем ещё выпарился обжигающим лучом ласк из её сердца, и всякий раз при виде людей, при их приближении она по-прежнему замирала в растерянности, как раньше, бессчётное количество раз ожидая побоев. И долго ещё всякая ласка казалась ей искусственной, неожиданной, отчасти чудом, которого она была не в силах понять и на которое она не могла ответить.
Кусака абсолютно не умела ласкаться. Другие собаки умеют становиться на задние лапки, тереться у ног и даже по-своему улыбаться, таким образом выражая свои чувства; но она не умела.
Единственное, что могла Кусака, это упасть на спину, закрыть глаза и слегка завизжать. Но этого было мало, это не могло выразить её восторга, благодарности и любви, – и, повинуясь интуиции, Кусака начала делать то, что, может быть, когда-нибудь она видела у других собак, но уже давно забыла. Она нелепо кувыркалась, весьма неуклюже прыгала и вертелась вокруг себя самой и вследствие этого казалась очень неповоротливой и смешной.
Мало-помалу Кусака привыкла к тому, что о пище не нужно заботиться, и уверенно и спокойно ложилась на своё место под окрашенной в тёмно-зелёный цвет дощатой террасой. Однако по ночам, когда луна озаряла окрестности своим серебряным светом, все так же громок и бдителен был её сторожевой лай.
(325 слов)
По Л. Андрееву