Сталинград

   Узнав, что я интересуюсь материалами Второй мировой войны, издатель развернул передо мной газету, сказал: «Хотел бы, чтобы вы встретились с фельдмаршалом Манштейном. Да, он жив, ему восемьдесят лет. Но думаю, что он побоится разговора с вами».
   Издатель позвонил по телефону, и я хорошо слышал последующий разговор. Старческий голос в трубке надолго замолчал, как только издатель сказал, что господину фельдмаршалу хочет задать несколько вопросов русский писатель, занятый изучением материалов Второй мировой войны, в том числе и Сталинградской операции.
   Длилась томительная пауза, потом старческий голос не без удивления переспросил: «Русский писатель? О Сталинграде? Нет, я никак не могу встретиться, у меня болит горло. Я плохо себя чувствую».
   – Я так и думал, – сказал издатель, положив трубку. – У этих вояк всегда болит горло, когда надо серьёзно отвечать.
   Я понимал, почему фельдмаршал опасался вопросов о Сталинградской операции.
   Шёл декабрь второго года войны. Двухсоттысячная армия фельдмаршала Паулюса была сжата в тесном кольце тремя нашими фронтами вокруг превращённого в развалины Сталинграда. Мы стискивали кольцо с одним желанием уничтожения. И это было справедливо. Жестокость врага рождает ненависть.
   Быстрое окружение шестой армии Паулюса в почти захваченном, казалось бы, почти завоёванном Сталинграде представилось сначала в Берлине невозможностью, мифом, результатом возникшего русского военного потенциала и тайной славянского характера.
   Но это не было ни мифом, ни таинственностью. Это было проявлением закономерности. До предела сжатая пружина стала разжиматься с неудержимой разрушительной силой. Война вошла в новую свою фазу.
   Окружённая группировка Паулюса получала одну за другой радиограммы Гитлера с приказом держаться до последнего солдата. Он, Гитлер, понимал, что потерять Сталинград – значит потерять инициативу, навсегда уйти с берегов Волги. И вот тогда командующий группой армий «Дон» фельдмаршал Эрих фон Манштейн получил приказ начать операцию прорыва с юга к окружённым войскам. Эта операция могла решить многое, если не всё. Танковые дивизии были тараном, нацеленным с юга на Сталинград.
   В нескольких метрах ударная армия Манштейна – танки генерал-полковника Гота – прорвала нашу оборону, приблизилась к окружённой группировке Паулюса на шестьдесят километров, и немецкие танковые экипажи уже увидели багровое зарево над Сталинградом. Манштейн радировал Паулюсу: «Мы придём! Держитесь! Победа близка!»
   Но фельдмаршал Манштейн не выручил Паулюса. Остатки танковых дивизий, видевших ночью зарево на горизонте, откатывались к Котельникову. Наши армии всё теснее сжимали в кольцо напрасно ожидающую помощи окружённую группировку под Сталинградом. И одновременно часть войск, сдержав танковый натиск, начала активное наступление на юге.
   Тогда и Гитлер, и Манштейн, точно улавливающий каждое желание фюрера, пришли к единому выводу: окружённую двухсоттысячную армию следует принести в жертву. Фельдмаршал Манштейн, которому непосредственно подчинена была окружённая армия, перестал отвечать на радиограммы Паулюса. Потом холодно и расчётливо фельдмаршал прекратил снабжение с воздуха, прекратил вывоз раненых, хотя в то же время из окружения вывозились «имеющие ценность специалисты», необходимые для продолжения войны. Остальные обрекались на гибель.
   Утром 31 января пришла последняя радиограмма из ставки Гитлера с пышным текстом о производстве Паулюса в генерал-фельдмаршалы. Это было скрытое приглашение к самоубийству. Паулюс всё понял, но нашёл другой выход – плен. Так закончилась эта невиданная в истории войн битва. Это поражение было символическим могильным крестом, замаячившим над ореолом непобедимости фашистской Германии.
   Вот почему у фельдмаршала заболело горло, когда издатель позвонил ему по телефону и заговорил о Сталинграде и русском писателе.
(509 слов)

По Ю. Бондареву