Киев открылся путникам на заре. Ещё издали золотые купола церквей затеплились крупными талыми каплями над горизонтом. Морозная дымка лежала над городом, и долгое время её прорезали лишь очертания гористого берега и силуэты церквей, лёгких, как бы подошедших к самому краю крутизны навстречу молодому поэту. Да и сам он не раз приподнимался с сиденья, чтобы лучше схватить эту чудесную морозную панораму. Скоро, впрочем, её закрыли леса, со стороны Васильковской дороги они стояли сплошным заслоном.
Дорога в лесу была легче, чем в открытой степи, где непрерывно ветры ворошили сугробы. Какая же была здесь краса! Могучие великаны дубы были одеты с головы до пят блистающим инеем. В лесу ехали тихо, и в тишине то здесь, то там возникал хрустальный прерывистый звон от падающих и рассыпающихся при падении комьев промёрзлого хрупкого снега, точно разжимались древесные ладони и выпускали добычу на волю.
Киевом Пушкин очень интересовался, Киев его пленял могучим Днепром, закованным в латы зимы, крутыми горами, вековыми дубами и липами; вольным размахом простора, широкими улицами, опрятными домиками; своею весёлой и подвижной толпой, переливавшейся с горки на горку с одинаковой лёгкостью вверх или вниз.
(179 слов)
По И. Новикову