Охотничьи собаки

   Охотничья собака – это ключ от дверей, которыми закрываются от человека в природе звери и птицы. И самое главное в этом ключе – собаке – это её нос, удивительный аппарат для человека, способного чуять лишь немного дальше своего носа.
   Нос собаки, или чутьё, как говорят охотники, никогда не перестанет удивлять человека. Ещё удивительней кажется чутьё гончих, несущихся во весь дух по невидимому на чёрной тропе следу зайца или же лисицы. И мало того! Случается, гончая на своём сумасшедшем пробеге старается держаться в стороне от следа, чтобы сила запаха зверя не сбивала чутьё. Поразительна тоже для человека мощность лёгких у гончих и мускульная сила их ног. Сплошь и рядом бывает, что гончая с короткими перерывами лая и бега на заячьих скидках и смётках так и прогоняет зайца весь день.
   А какой слух у собак! В лесу глухом, заваленном снегом, охотник идёт с лайкой по следу куницы. Вдруг куница махнула на дерево и, невидимая, верхом пошла по кронам, почти сходящимся. Тогда охотник глядит на царапинки куньих лапок по снежным веткам деревьев, на посорки, падающие сверху из-под лапок зверька, царапающих кору на стволах и ветках деревьев. И вот как будто и нет никаких признаков зверя, охотник ничего больше не слышит и ничего не может рассмотреть. Но лайка остановилась, поставила уши рожками и всё поняла по слуху: она слышала, как упала посорка, точно определила место на дереве, откуда слетела частичка коры, и что-то увидала там. Охотник поглядел туда внимательно и тоже увидел.
   Точно так же каждый охотник-любитель, что бывал с легавой собакой на тяге вальдшнепов, когда в полной для нас тишине в напряжённом ожидании вдруг видит, будто электроток пробежал по собаке. Как стрелка компаса, повернулась собака туда-сюда и, наконец, стала, и носом своим, как стрелкой, указывает место, откуда следует ждать желанного звука. Охотник повёртывается по собаке, как по компасной стрелке, ждёт, ждёт и вот сам действительно слышит, – собака никогда его не обманет, – слышит известный волнующий звук токующего на лету вальдшнепа, знакомый всякому охотнику.
   Так собака на охоте бывает как бы дополнением человека, как тоже и лошадь, когда человек на ней едет верхом.
   Но собака не лошадь, собака настоящий, можно сказать, задушевный друг человека, и всё-таки не сливается с ним в один образ, как сливается лошадь с человеком в кентавре. Может быть, это потому так, что самое главное в собаке для человека – это чутьё. Но чутьё это не как хвост у лошади. Чутьё надо приставить к самому лицу человека, а лицо человека для поэта неприкосновенно. Впрочем, и то надо помнить, что время древних натуралистов прошло, и теперь мы больше заняты душой человека и животных, не внешним их выражением, а внутренней связью.
   И если понадобится нам найти имя такой связи между человеком и собакой, то мы все знаем, имя этой связи есть дружба.
   И тысячи поэтических произведений в стихах и прозе, тысячи живописных и скульптурных произведений посвящены дружбе человека с собакой.
   Среди охотников распространено даже такое поверье, будто у настоящего охотника за всю его жизнь бывает только одна-единственная настоящая собака.
   Конечно, фактически это поверье является нелепостью. Собачья жизнь короткая в сравнении с жизнью человека, мало ли за жизнь свою человек может раздобыть себе собак с превосходным чутьём и поиском. Смысл этого поверья относится, конечно, не к рабочим качествам собаки, а к самой душе человека: по-настоящему любимой у человека может быть собака только одна. И это правда!
(539 слов)

По М. Пришвину