Отец и сын (По М. Шолохову)

   Я увидел, как из крайних дворов хутора вышел на дорогу мужчина. Он вёл за руку маленького мальчика, судя по росту лет 5-6 не больше. Они устало брели по направлению к переправе, но, поравнявшись с машиной, повернули ко мне. Высокий, сутуловатый мужчина, подойдя вплотную, сказал приглушённым баском:
   – Здорово, браток!
   – Здравствуй. – Я пожал протянутую мне большую чёрствую руку. Мужчина наклонился к мальчику, сказал:
   – Поздоровайся с дядей, сынок. Он, видать, такой же шофёр, как и твой папанька.
   Глядя мне прямо в глаза светлыми, как небушко, глазами, чуть-чуть улыбаясь, мальчик смело протянул мне розовую холодную ручонку. Я легонько потряс её, спросил:
   – Что же у тебя, старик, рука такая холодная? На дворе теплынь, а ты замерзаешь?
   С трогательной детской доверчивостью мальчик прижался к моим коленям, удивлённо приподнял белёсые брови.
   – Какой же я старик, дядя? Я вовсе мальчик, и я вовсе не замерзаю, а руки холодные – снежки катал потому что.
   Сняв со спины тощий вещевой мешок, устало присаживаясь рядом со мной, отец сказал:
   – Беда мне с этим пассажиром!
   Он достал из кармана защитных летних штанов свёрнутый в трубку малиновый шёлковый потёртый кисет, развернул его, и я успел прочитать вышитую на уголке надпись: «Дорогому бойцу от ученицы 6-го класса Лебедянской средней школы».
   Мы закурили крепчайшего самосада и долго молчали. Он положил на колени большие тёмные руки, сгорбился. Я сбоку взглянул на него, и мне стало что-то не по себе…
   Видали вы когда-нибудь глаза, словно присыпанные пеплом, наполненные такой неизбывной смертной тоской, что в них трудно смотреть? Вот такие глаза были у моего случайного собеседника.
   Украдкой рассматривая отца и сынишку, я с удивлением отметил про себя одно, странное на мой взгляд, обстоятельство. Мальчик был одет просто, но добротно, и то, как сидела на нём подбитая лёгкой, поношенной цигейкой длиннополая курточка, и то, что крохотные сапожки были сшиты с расчётом надевать их на шерстяной носок, и очень искусный шов на разорванном когда-то рукаве курточки – всё выдавало женскую заботу, умелые материнские руки.
   А отец выглядел иначе: прожжённый в нескольких местах ватник был небрежно и грубо заштопан, латка на выношенных защитных штанах не пришита как следует, а скорее наживлена широкими мужскими стежками. На нём были почти новые солдатские ботинки, но плотные шерстяные носки изъедены молью.

По М. Шолохову