Найти на сайте: параметры поиска

Увага!!! Невялікія апавяданні і вершы пададзены ў поўным варыянце.



Об искусстве

   Беспрестанно перечитываем «Евгения Онегина».
   Мысль моя издавна была сосредоточена на том, что искусство не название разряда или области, обнимающей совершенно необозримое множество понятий и разветвляющихся явлений, но, наоборот, нечто узкое и исстари сосредоточенное, обозначение начала, входящего в состав художественного произведения, название применённой в нём силы или разработанной истины. И мне искусство никогда не казалось предметом или стороной формы, но поистине таинственной, даже какой-то сверхъестественной и скрытой частью содержания. Мне это ясно как день, я это чувствую, и мне невтерпёж выразить и сформулировать эту мысль. Ничто иное не занимает меня так сильно сейчас.
   Произведения, безусловно, говорят многим: темами, положениями, сюжетами, героями. Но больше всего они таки говорят присутствием содержащегося в них искусства. Присутствие искусства на страницах «Преступления и наказания» потрясает невообразимо сильнее, чем преступление Раскольникова.
   Первобытное, египетское, греческое, наше искусство – это, наверное, на протяжении многих тысячелетий одно и то же, ничем не заменимое, в единственном числе остающееся искусство. Это какая-то мысль, преисполненная великолепия и красоты, какое-то никем ещё не познанное утверждение о жизни, по всеохватывающей своей широте на отдельные слова никак не делимое, и когда миниатюрная частица этой силы входит в состав какой-нибудь более сложной смеси, то примесь искусства вдвое перевешивает значение всего преходящего и оказывается попросту сутью, душой и основой изображённого.
   Фантастично прекрасно даже рядовое, незаметное на первый взгляд, когда его невзначай коснётся рука гения. Лучший урок в этом отношении не кто иной, как Пушкин. Какое славословие честному труду, благородству души, долгу, обычаям повседневности!
   Я не случайно больше всего люблю русскую детскость Пушкина и Чехова, их застенчивую неозабоченность насчёт таких громких вещей, как конечные цели человечества и их собственное спасение. Во всём этом великолепно разбирались и они, но куда им было до таких нескромностей, – не к чему и не по чину! Гоголь, Толстой, Достоевский исподволь готовились к смерти, беспокоились, искали смысла, втихомолку подводили итоги, а эти до конца были отвлечены текущими частностями артистического призвания, и за их чередованием почти незаметно прожили жизнь, как такую же никого не касающуюся частность, и теперь эта частность оказывается общим делом; наподобие снятых с дерева дозревающих яблок она сама дозревает в преемственности, вовсю наливаясь всё большей сладостью и смыслом.
(346 слов)
 
По Б. Пастернаку