Я много видел просторов под любыми широтами, но такой богатой дали, как на Ильинском омуте, больше не видел и никогда, должно быть, не увижу.
На первом плане зеленел и пестрел цветами сухой луг – суходол. Среди густой травы поднимались то тут, то там высокие и узкие, как факелы, цветы конского щавеля. У них был цвет густого красного вина. Внизу, за суходолом, виднелась пойма реки, вся в зарослях бледно-розовой таволги. Она уже отцвела, и над глухими тёмными омутами кружились груды её сухих лепестков.
На втором плане, за рекой, стояли, как шары серо-зелёного дыма, вековые ивы и ракиты. Их обливал зной...
Дальше, на третьем плане, подымались к высокому горизонту леса. Они казались отсюда совершенно непроходимыми, похожими на горы свежей травы, наваленной великанами.
Леса где-то расступались. В этих разрывах открывались поля ржи, гречихи и пшеницы. Они лежали разноцветными платами, плавно подымались к последнему пределу земли, теряясь во мгле – постоянной спутнице отдалённых пространств.
Каждый раз, собираясь в дальние поездки, я приходил на Ильинский омут. Я просто не мог уехать, не попрощавшись с ним. Человеку нельзя жить без родины, как нельзя жить без сердца.
(178 слов)
По К. Паустовскому