Деревья начали чиститься ещё в декабре, когда роняли на ледяном ветру сухие сучки и ветки. Их было так много, что они и сейчас то и дело встречаются на снегу, только успевай откидывать с лыжни.
А в феврале полетели с берёз первые берестяные полоски, лёгкие, невесомые. Потом побелятся бетулином и станут такими чистыми – не притронься. И осинки принарядились. Они тоже освободились от сухих сучьев и зеленятся вовсю. Вы, наверное, заметили, как блестят их стволы даже в голубом сумраке. А уж на солнце! И ольхи изменились: стали вон какими шоколадными, и все в серёжках. Звенят ими, шепчутся, поют. Не заметишь, как полетит в талую воду её золотистая пыльца. А в веточках сосен уже начинают светиться серебром первые крупинки февральской смолы.
Прихорашиваются все деревья в феврале, а пуще всех берёзка-модница. То она зарёй умоется и в иней разрядится, то снегом обсыплется, то вдруг вся обольётся солнцем. А сейчас ещё и закудрявилась серёжками: вон какой стала густой и кудрявой её вершина, и уже вишневеют ветки – издалека заметишь.
А это что качается, такое белое между ветками, будто снежный гамачок? Это же гнездо иволги, всё в снегу. Она строит его не в развилке, а между ветками натягивает, чтобы даже кошка не могла забраться. Осторожная птица – ничего не скажешь. Но иволги прилетят сюда в мае, когда лес оденется листвой. А сейчас летят в берёзовые рощи полакомиться почками, крупнеющими день ото дня, синицы, чечётки и даже тетерева. И приятно услышать за барабанной дробью дятла-телеграфиста звонкую песню синиц и ещё робкую запевку овсянки.
(244 слова)