Мне рассказали недавно историю о ёлке, посаженной в одном московском дворе. Это была голубая серебристая ель. Голубое дерево из сказки.
Жильцы, въехавшие в новый дом, посадили ёлку сами. Для неё вырыли глубокую яму, подготовили ей хорошую рыхлую землю, обложили дно ямы лесным дёрном. Привезли даже немного хвои из леса и посыпали вокруг ёлки, чтобы она почувствовала себя как дома.
Дерево прижилось. На ветках появились свежие пушистые побеги. Голубая ель стала гордостью всего дома, его украшением. Она пышно разрослась. И вечером, если вы проходили мимо, вас касался задумчивый и щемящий запах лесной хвои, запах детства, запах чистоты.
И вот однажды, перед Новым годом, жильцы, выйдя из дома ранним утром, увидели, что ёлку кто-то срубил. Срубил, но не у корня, а забрал юную пушистую верхушку. Изуродованное дерево стояло во дворе, беспомощно распластав оставшиеся нижние ветви, словно ему отрубил голову палач. Люди долго смотрели на ель, не веря своим глазам. Смотрели с болью, содроганием, гневом...
На следующий день жильцы прикрепили к дереву табличку. Табличка была сделана добротно, старательно, на ней было написано отчётливыми буквами: «Памятник подлецу, который под Новый год срубил ёлку».
Ель засохла и умерла. Табличка на мёртвом дереве укреплена до сих пор.
Человек, убивший дерево, проходит, может быть, мимо него каждый день. И каждый день мёртвая ель, как молчаливый укор совести, напоминает ему о содеянном.
(216 слов)