В мастерской скульптора

   Знакомство с художником никогда не происходит сразу. Обычно оно бывает долгим – от скульптуры к скульптуре, от полотна к полотну. А бывает и так, что оно продолжается всю жизнь.
   Но первую встречу с новым для тебя мастером никогда не забываешь. Наверное, потому, что именно тогда невидимые провода, впервые соединившись между тобой и художником, вспыхивают обжигающей искрой.
   И вот я шагаю по осенней улице Будапешта, полной медленного шороха листьев – огромных, негнущихся золотых листьев, падающих с деревьев, стоящих вдоль тротуара задумчиво, как в парке. Иду я к Маргит Ковач, скульптору, о котором много слыхала, – впервые иду к Маргит в дом, чтобы увидеть её и её работы.
   И едва я переступила порог, как меня охватило чувство, что вошла я не в мастерскую, уставленную скульптурами, не в комнату со скользящими по полу солнечными лучами и еле слышным запахом крепкого кофе и глины, а в большой, незнакомый, прелестный край.
   Он был населён множеством людей, у каждого из которых был свой характер, своя судьба и биография; он был полон человеческих историй, и в каждую из них хотелось вслушаться. Любая маленькая скульптура была слепком живой души, с её особенностями, её внутренним движением, которое скульптор уловил в естественной и чистой выразительности. Повёрнутые к свету лица скульптур, тронутые матовым румянцем обожжённой глины, пленяли свежестью своеобразной древней наивности. Оно было древним, как земля, и, как земля, прекрасным – чувство восхищённого удивления перед жизнью, такое полное и чистое, какое бывает у детей. Чаплин сказал однажды, что каждый художник носит с собой в кармане собственное детство. Как мне представляется, он подразумевал под этим искренность изумления, притягательность открытий.
   Я шла вдоль стен, где стояли на полках работы Маргит Ковач, вглядывалась в них и старалась представить, как создаёт их скульптор. Я видела, как мнут глину маленькие крепкие руки Маргит, как рождается линия, как вспыхивает краска и цвет, а потом всё это как бы отодвигалось от меня, и я видела только лицо Маргит, взволнованное, внимательное лицо художника, влюблённого в жизнь, лицо человека, знающего, сколько очарования и праздничной радости таит в себе этот каждодневный, будничный, этот изматывающий душу и тело прекрасный и трижды благословенный труд. И мне представлялась та последняя, всегда поразительная, необъяснимая минута, когда скульптор, точно в легенде, вдувает в глиняную форму живое дыхание и скульптура наполняется теплом жизни.
   Один за другим проходили перед моими глазами созданные Маргит Ковач образы.
   Я видела девушку, слушающую соловья, её лицо, повёрнутое к соловьиному голосу, как к лучу солнца, по-детски полуоткрытый рот – само воплощение очарованной души. И поющую девушку в красном платье, из воротничка которого так беззащитно выступала её тонкая шея; и поющую девушку в голубом, ушедшую всем существом в гармонию, зачарованную и восхищённую волшебной страной музыки. И «Большую семью», где вокруг матери кишмя кишит детвора и каждый персонаж вылеплен энергично и весело.
   У этих скульптур, как и у многих других, созданных Маргит Ковач, есть нечто общее: изображённые ею человеческие существа вглядываются в жизнь, открывая для себя её красоту, очарованно изумляясь ей. Сочетание двух этих внутренних состояний и создаёт ту полную чистоты нравственную атмосферу, которая свойственна многим работам Ковач.
(491 слово)

По Т. Тэсс