Долго мы ехали, не останавливаясь, по белой пустыне в холодном, прозрачном и колеблющемся свете метели. Откроешь глаза – та же неуклюжая шапка и спина, занесённые снегом, торчат передо мной, подбиваемые в одну сторону ветром.
Посмотришь вниз – тот же сыпучий снег разрывают полозья, и ветер упорно поднимает и уносит всё в одну сторону. Впереди, на одном же расстоянии, убегают передовые тройки; справа, слева всё белеет и мерещится. Напрасно глаз ищет нового предмета: ни столба, ни стога, ни забора – ничего не видно. Везде всё бело и подвижно: то горизонт кажется необъятно далёким, то сжатым на два шага во все стороны, то вдруг высокая белая стена вырастает справа и бежит вдоль саней, то вдруг исчезает и вырастает впереди, чтобы убегать всё дальше и дальше и опять исчезнуть.
Посмотришь ли вверх – кажется светло в первую минуту, кажется, что сквозь туман видишь звёздочки; но звёздочки убегают от взора выше и выше, и только видишь снег, который мимо глаз падает на лицо и воротник шубы; небо везде одинаково светло, одинаково бело, бесцветно, однообразно и постоянно подвижно.
Ветер как будто изменяется; то дует навстречу и лепит глаза снегом, то сбоку закидывает воротник шубы на голову, то сзади гудит в какую-нибудь скважину.
(196 слов)
По Л. Толстому