В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Берёза, вся обсеянная зелёными клейкими листьями, не шевелилась, и из-под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зелёная, первая трава и лиловые цветы. На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берёз, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой берёзы. Это был огромный, в два обхвата, дуб, с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корою, заросшею старыми болячками. С огромными своими, неуклюже, несимметрично расположенными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися берёзками. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца. Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту берёзовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Старый дуб, весь преображённый, раскинувшись шатром сочной, тёмной зелени, млел, чуть колыхаясь, в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя – ничего не было видно.
Сквозь жёсткую, столетнюю кору пробивались без сучков сочные, молодые листья. «Да, это тот самый дуб», – подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления.
(217 слов)
По Л. Толстому