Вечер на Кавказе

   Был тот особенный вечер, какой бывает только на Кавказе. Солнце зашло за горы, но было ещё светло. Заря охватила треть неба, и на свете зари резко отделялись бело-матовые громады гор. Воздух был редок, неподвижен и звучен. Длинная, в несколько вёрст, тень ложилась от гор на степи.
   В степи, за рекой, по дорогам – везде было пусто. Ежели редко-редко где покажутся верховые, то уже казаки с кордона и чеченцы из аула с удивлением и любопытством смотрят на верховых и стараются догадаться, кто могут быть эти недобрые люди. Как вечер, так и люди из страха друг перед другом жмутся к жильям, и только зверь и птица, не боясь человека, свободно рыщут по этой пустыне.
   Из садов спешат с весёлым говором до захождения солнца казачки, привязывавшие плети. И в садах становится пусто, как и во всей окрестности; но станица в эту пору вечера особенно оживляется. Со всех сторон подвигается пешком, верхом и на скрипучих арбах народ к станице. Девки в подоткнутых рубахах, с хворостинами, весело болтая, бегут к воротам навстречу скотине, которая толпится в облаке пыли и комаров, приведённых ею за собой из степи. Сытые коровы и буйволицы разбредаются по улицам, и казачки в цветных бешметах снуют между ними. Слышен их резкий говор, весёлый смех и визги, перебиваемые рёвом скотины.
   Там казак в оружии, верхом, выпросившийся с кордона, подъезжает к хате и, перегибаясь к окну, постукивает в него, и вслед за стуком показывается красивая молодая голова казачки и слышатся нежные, ласковые речи. Там скуластый оборванный работник-ногаец, приехав с камышом из степи, поворачивает скрипящую арбу на чистом широком дворе есаула, и скидает ярмо с мотающих головами быков, и перекликается по-татарски с хозяином.
   Около лужи, которая занимает почти всю улицу и мимо которой столько лет проходят люди, с трудом лепясь по заборам, пробирается босая казачка с вязанкой дров за спиной, и возвращающийся казак-охотник шутя целится в неё, и казачка роняет дрова. Старый казак с засученными штанами и раскрытою седой грудью, возвращаясь с рыбной ловли, несёт через плечо в сетке ещё бьющихся серебристых рыбок, но, чтоб ближе пройти, лезет через проломанный забор соседа и отдирает от забора зацепившийся зипун.
   Там баба тащит сухой сук, и слышатся удары топора за углом. Визжат казачата, гоняющие кубари на улицах везде, где вышло ровное место. Через заборы, чтобы не обходить, перелезают бабы. Изо всех труб поднимается душистый дым кизяка. На каждом дворе слышится усиленная хлопотня.
   Между вершинами деревьев и водой, шумящей у их корней, прижавшись друг к другу, расселись соловьи и стали петь, всячески расцвечивая свои песни. Вслед за деревьями в сиреневую мглу скрылись и широкие разноцветные купола мечетей. Как мечи пророка, они пронзили небо. И небо, пронзённое мечами веры, истекало нежным светом, постепенно заменяясь другим, тревожным и мрачным. Это было светлое кольцо вокруг луны, которое показалось раньше самого светила.
(452 слова)

По Л. Толстому