Васёк, как звали его и отец с матерью, и бабка с дедом, и все соседи, и погодки, с которыми он с утра до тёмной ночи пропадал на улице, белоголовый пятилетний мальчуган, взбрыкивая, слепой от восторга, нёсся навстречу солнечному ветру верхом на ореховой палке, а сзади, визжа, подстёгивал её гибкой хворостиной. Опушка берёзового леса была не то что наполнена, а словно налита до краёв солнечным светом, воздух от этого был какой-то золотистый. Отражаясь от ослепительно белых стволов берёз, солнечный свет на лёгком сухом ветру дробился, разлетался радужными осколками; было больно смотреть, не прищурив глаз. И Ваську больно глазам, и он несётся по лесу, почти зажмурившись, вслепую, но солнце прорывается и сквозь веки; белые стволы берёз мелькают вперемежку с радужными пятнами света, и по высокой и сочной майской траве повсюду развешаны большие ярко-синие лесные колокольчики; в упоении жизнью Васёк не щадит их, рубит хворостиной на бегу, и они, переламываясь в стебле, опадают лиловыми пятнами в густую, сочную зелень.
Васёк круто заворачивает и удивлёнными, сразу широко раскрывшимися глазами осматривается. Он успел забежать довольно далеко; он был в низине, толсто устланной опавшей прошлогодней листвой с пробивающейся сквозь неё острой и редкой травой. Солнце тут до земли не доходило, солнечный ветер вовсю бушевал где-то там, над плотно сомкнувшимися кронами клёнов, ясеней, а у земли была тишина, и даже ветер сюда не прорывался. Васёк слегка повернул голову, и холодная дрожь сладко облила его с головы до ног. Вывороченное из земли дерево, судорожно выставившее вверх причудливо перевитые корни, поначалу показалось ему огромным живым существом, готовым вот-вот броситься на него. Отец рассказывал, что в лесу водятся и волки, и дикие кабаны, и даже медведи; вывороченные, вставшие дыбом корни и показались ему вначале медведем.
По А. Проскурину